Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - Страница 28


К оглавлению

28


«Древний я отрыл храм из под песка,
Именем моим названа река,


«И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.


«Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;


«Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь в четырех стенах;


«Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны…»


И, таяв глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.

Маргарита


Валентин говорит о сестре в кабаке,
Выхваляет ее ум и лицо,
А у Маргариты на левой руке
Появилось дорогое кольцо.


А у Маргариты спрятан ларец
Под окном в зеленом плюще,
Ей приносит так много серег и колец
Злой насмешник в красном плаще.


Хоть высоко окно в Маргаритин приют,
У насмешника лестница есть.
Пусть звонко на улицах студенты поют,
Прославляя Маргаритину честь,


Слишком ярки рубины и томен апрель,
Чтоб забыть обо всем, не знать ничего…
Марта гладит любовно полный кошель,
Только… серой несет от него.


Валентин, Валентин, позабудь свой позор,
Ах, чего не бывает в летнюю ночь!
Уж на что Риголетто был горбат и хитер,
И над тем насмеялась родная дочь.


Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!
Его нет… Его выдумал девичий стыд;
Лишь насмешника в красном и дырявом плаще
Ты найдешь… и ты будешь убит.

Оборванец


Я пойду по гулким шпалам,
Думать и следить
В небе желтом, в небе алом
Рельс бегущих нить.


В залы пасмурные станций
Забреду, дрожа,
Коль не сгонят оборванца
С криком сторожа.


А потом мечтой упрямой
Вспомню в сотый раз
Быстрый взгляд красивой дамы,
Севшей в первый класс.


Что ей, гордой и далекой,
Вся моя любовь?
Но такой голубоокой
Мне не видеть вновь!


Расскажу я тайну другу,
Подтруню над ним,
В теплый час, когда по лугу
Вечер стелет дым.


И с улыбкой безобразной
Он ответит: «Ишь!
Начитался дряни разной,
Вот и говоришь».

Туркестанские генералы


Под смутный говор, стройный гам,
Сквозь мерное сверканье балов,
Так странно видеть по стенам
Высоких старых генералов.


Приветный голос, ясный взгляд,
Бровей седеющих изгибы
Нам ничего не говорят
О том, о чем сказать могли бы.


И кажется, что в вихре дней,
Среди сановников и денди,
Они забыли о своей
Благоухающей легенде.


Они забыли дни тоски,
Ночные возгласы: «к оружью»,
Унылые солончаки
И поступь мерную верблюжью;


Поля неведомой земли,
И гибель роты несчастливой,
И Уч-Кудук, и Киндерли,
И русский флаг над белой Хивой.


Забыли? – Нет! Ведь каждый час
Каким-то случаем прилежным
Туманит блеск спокойных глаз,
Напоминает им о прежнем.


– «Что с вами?» – «Так, нога болит».
– «Подагра?» – «Нет, сквозная рана». —
И сразу сердце защемит
Тоска по солнцу Туркестана.


И мне сказали, что никто
Из этих старых ветеранов,
Средь копий Греза и Ватто,
Средь мягких кресел и диванов,


Не скроет ветхую кровать,
Ему служившую в походах,
Чтоб вечно сердце волновать
Воспоминаньем о невзгодах.

Военная


Носороги топчут наше дурро,
Обезьяны обрывают смоквы,
Хуже обезьян и носорогов
Белые бродяги итальянцы.


Первый флаг забился над Харраром,
Это город раса Маконена,
Вслед за ним проснулся древний Аксум
И в Тигрэ заухали гиены.


По лесам, горам и плоскогорьям
Бегают свирепые убийцы,
Вы, перерывающие горло,
Свежей крови вы напьетесь нынче.


От куста к кусту переползайте,
Как ползут к своей добыче змеи,
Прыгайте стремительно с утесов —
Вас прыжкам учили леопарды.


Кто добудет в битве больше ружей,
Кто зарежет больше итальянцев,
Люди назовут того ашкером
Самой белой лошади негуса.

Пять быков


Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.


Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы,
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.


А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой,
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.


Двум другим подсыпал мой сосуд
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.


Заколол последнего я сам,
Чтобы было, чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.

Невольничья


По утрам просыпаются птицы,
Выбегают в поле газели,
И выходит из шатра европеец,
Размахивая длинным бичом.


Он садится под тенью пальмы,
Обвернув лицо зеленой вуалью,
Ставит рядом с собой бутылку виски
И хлещет ленящихся рабов.


Мы должны чистить его вещи,
28